Проблемы нравственности как основа формирования духовной

культуры человека (на примере лингвокультурологического анализа

сказки А.С. Пушкина «Сказка о золотом петушке»)

Аннотация: В статье анализируются особенности использования языковых

единиц в русской литературной сказке, которые передают нравственные

устои, духовную сущность русского народа.

Ключевые слова: русская литературная сказка, русский язык, фольклорная

традиция, русская культура, национальный характер, нравственные основы.

Литературная, авторская, сказка – это литературный эпический жанр в

прозе или стихах, опирающийся на традицию фольклорной сказки [2, с.459].

Литературная сказка возникла из сказки фольклорной: «В творчестве

писателей сказка обрела самостоятельность и художественную

неповторимость, хотя и удержала в себе ряд фольклорных особенностей в

жанровых приемах, в трактовке чудес» [5, с. 303], в передаче национальной

самобытности. «Самым значительным этапом в развитии русской

литературной сказки большинство исследователей выделяют период 1830-х –

начала 1840-х годов, когда были созданы ее классические образцы. Так, в

1830 году написаны «Сказка о попе и работнике его Балде» и «Сказка о

медведихе» А.С. Пушкина, оставшаяся незавершенной; в 1831 году – его же

«Сказка о царе Салтане…» [1, с.37]. У Пушкина сказка – жанр поэтического

разговора с читателем, несущего глубокие мысли и, как правило,

выражающего национальный характер русского человека.

В сказках А. С. Пушкина отражена жизнь своего народа; через язык,

через быт автор передает духовную сущность русского народа, его

внутренний мир. Он пишет, что «климат, образ правления, вера дают

каждому народу особенную физиономию, которая более или менее

отражается в зеркале поэзии. Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма

обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-

нибудь народу», и советовал: «Читайте простонародные сказки, молодые

писатели, чтобы видеть свойства русского языка» [3, с.267].

В «Сказке о Золотом петушке» главным героем является царь Дадон,

который смолоду исправно исполнял свои обязанности, что передано

определениями «славный царь Дадон», «смолоду был грозен он». Более того,

он имел силу и воевал с соседями:

Негде в тридевятом царстве,

В тридесятом государстве,

Жил-был славный царь Дадон.

Смолоду был грозен он

И соседям то и дело

Наносил обиды смело…[4, с.67].

Однако под старость у каждого человека силы ослабевают, и царь

Дадон «под старость захотел отдохнуть от ратных дел и покой себе

устроить» [4, с.67].

Но теперь соседи, с которыми он воевал, «…беспокоить / Стали

старого царя /, Страшный вред ему творя». Царь старается защищать свое

государство: он содержит «многочисленную рать», и «Воеводы не дремали,

но никак не успевали»: «Справят здесь – лихие гости / Идут от моря…»[4,

с.67]. Зло, которое Дадон наносил соседям, вернулось к нему бумерангом –

вывод, как жить в социуме, для читателя прозрачен: не твори злобу другому.

Далее Дадон предстает перед читателем старым и слабым, что

позволило раскрывает его человеческую природу в самом будничном,

сниженном плане. Злоба, которую он испытывает, уже перешла в трусость:

«….Со злости / Инда плакал царь Дадон, / Инда забывал и сон. / Что и жизнь

в такой тревоге!» [4, с. 67].

И царь вынужден обратиться «к мудрецу / Звездочету и скопцу», он по-

царски щедр на пышные обещания:

За такое одолжение, -

Говорит он в восхищенье,

Волю первую твою

Я исполню, как мою [4, с. 67].

Договор заключен, и действительно «соседи присмирели, воевать уже

не смели», авторитет государя по-прежнему высок, что передано обращением

воеводы к царю Дадону: «Царь ты наш! отец народа!»[4, с.67].

Но, как всегда неожиданно, нагрянула беда: «Государь! проснись!

беда!», что экспрессивно передано лексемой «беда!», глаголом в

повелительном наклонении, несущим призыв к действию «проснись!»,

подчеркнутым обращением «государь!»; эмоциональное напряжение, страх,

требование действовать передано трижды употребленным восклицательным

знаком.

Царь Дадон в этой ситуации поступает высоконравственно: на защиту

своего государства от завоевателей он дважды отправляет войска, которые

ведут на битву его сыновья. Но вести от них нет, а «петушок кричит опять»,

оповещая о «беде незваной», и тогда царь Дадон сам ведет войско ратников

на борьбу с неизвестным врагом:

Царь скликает третью рать

И ведет её к востоку,

Сам не зная, быть ли проку [4, с.68].

На восьмой день, с войском придя в горы, царь видит потрясающую его

картину:

Все в безмолвии чудесном

Вкруг шатра; в ущелье тесном

Рать побитая лежит.

Царь Дадон к шатру спешит…

Что за страшная картина!

Перед ним его два сына;

Без шеломов и без лат

Оба мертвые лежат,

Меч вонзивши друг во друга [4, с.68].

Горю отца нет предела:

Царь завыл: «Ох, дети, дети!

Горе мне! Попались в сети

Оба наши сокола!

Горе! смерть моя пришла» [4, с. 68].

Горе отца проявляется искренне, горю отца нет предела, что передано

междометием «ох», несущим глубокое огорчение, повтором слова,

передающим самое близкое, кровное родство: «дети, дети», повтором слова

«горе», степень которого приравнивается к смерти: «Горе! смерть моя

пришла»; риторическим восклицательным предложением «Ох, дети, дети!»,

несущим укор себе (не уберег), использованием восклицательного знака в

стилистическом аспекте, подчеркивающим выражение страдания отца:

«Горе!». Его горе разделяют и воины: «Все завыли за Дадоном / Застонала

тяжким стоном/ Глубь долин, и сердце гор/Потряслося…»[4, с.68].

Но происходит сказочное, никому не понятное, волшебство: при виде

«девицы», «шамаханской царицы» царь Дадон забывает обо всем. И далее

все отрицательные качества «могущественного» царя проявляются с еще

большей силой. Его второй диалог с мудрецом обнажает грубое,

неблагодарное сердце, злоупотребление властью: «Полно, знаешь ли кто я?».

Риторический вопрос показывает высокое мнение о себе, он уверен, что ему

должно быть отдано все лучшее. Он забыл, что говорит с «мудрецом»,

который дал ему в свое время беззаботное царствование. Царь разгневанно

кричит: «Убирайся, цел пока! / Оттащите старика!» [4, с.69]. Риторические

восклицательные предложения с глаголами, употребленными в

повелительном наклонении «убирайся», «оттащите», создают экспрессию,

усиливают характеристику самовлюбленного властолюбца.

Далее философски глубоко сложным предложением с противительным

союзом «но» передана народная мудрость взглядом старца: «Старичок хотел

заспорить, / Но с иным накладно вздорить…»; царь действительно «хватил

его жезлом по лбу», старика убил.

Народ его поступок не одобрил: «Вся столица содрогнулась» [4, с.69],

использованием выразительного средства синекдохи «столица» образно

передан смысл, что весь народ потрясен поступком царя. Старый царь Дадон

попал под чары Шамаханской царицы и не отдает отчета своим поступкам.

Сказка заканчивается показателем нравственных устоев общества:

Петушок спорхнул со спицы;

К колеснице полетел

К царю на темя сел,

Встрепенулся, клюнул в темя

И взвился… и в то же время

С колесницы пал Дадон… [4, с.69]

Традиционное завершение сказки «Сказка ложь, да в ней намек! /

Добрым молодцам урок» [4, с.69]заставляет читателя задуматься о жизни, о

мире, о взаимоотношениях в обществе, о себе. В сказке А.С. Пушкина

особым отбором речевых средств, которыми богат русский литературный

язык и язык простого народа, переданы духовная сущность, нравственные и

социальные идеалы русского человека.

Список литературы:

1.

Зворыгина О.И. Русская литературная сказка: жанр, язык, стиль

[Текст] / Монография / О.И. Зворыгина.- Ишим: Изд-во ИГПИ им. П.П.

Ершова, 2009. - 264 с.

2.

Литературная энциклопедия терминов и понятий / РАН; ИНИОН; Гл. ред.

и сост. А.Н. Николюкин.– М.; НПК Интелвак., 2003 – 1596 с.

3.

Пушкин А. С.. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 6, М.: Государственное

издательство художественной литературы, 1962. Электронная

публикация — РВБ, 2000—2016, 589 с.

4.

Пушкин А.С. Избранные произведения, М.: Государственное

издательство детской литературы, 1964 – 208 с.

5. Энциклопедический словарь юного литературоведа / Сост. В. И. Новиков.

— М.: Педагогика, 1988. — 416 с.: ил.