В выборе сравнений, метафор, эпитетов, гипербол состоит индивидуальная черта Толстого-прозаика – умение найти и

выделить в каждом герое, факте, явлении его характерные черты, сущность. Характер эпитета, его точность и

соответствие, а также меткость сравнений определяются их художественно-эстетической функцией, их

выразительностью в связи с ситуациями, характерами, описанием быта, обстановки, природы, а также в связи с

анализом жизни того или иного героя. К примеру, в сцене приезда Марьи Болконской к Ростовым говорится, что она

отвернулась от членов семьи Ростовых с чувством досады, вызванным их многочисленными приветствиями и

расспросами: «она отвернулась и хотела спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались лёгкие,

стремительные, как будто весёлые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти взбегающую Наташу» [3; 1, с. 659]. Эпитет

«как будто весёлые» характеризует точность художественного мышления Толстого; Болконская по слуху определяет,

что шаги «лёгкие и стремительные», она давно не видела Наташу, помнит её быстрой, весёлой непоседой, поэтому и

шаги её могли показаться «весёлыми», хотя в действительности Наташа взволнована, она в горе. Данный пример

свидетельствует о том, что художественная выразительность и яркость эпитетов состоит в их целенаправленности и

содержательности.

Сложные предложения в прозе Толстого нередко разъясняют чувства, мысли, переживания героя. Приведём пример

из романа «Анна Каренина»: «После сцены объяснения с Кити Левин настолько счастлив, что жизнь, люди, предметы

приобретают неземной облик, «все спешат разделить с ним его огромную радость» [5, с. 369]. «И что он видел тогда,

того после он уже никогда не видел. В особенности дети, шедшие в школу, голуби сизые, слетевшие с крыши на

тротуар, и сайки, посыпанные мукой, которые выставила невидимая рука, тронули его. Эти сайки, голуби и два

мальчика, были неземные существа … Извозчики, очевидно, всё знали. Они с счастливыми лицами окружали Левина,

споря между собой и предлагая свои услуги … Швейцар Щербацких, наверное, всё знал… Не только он всё знал, но он,

очевидно, ликовал и делал усилия, чтобы скрыть свою радость. Взглянув в его старческие милые глаза, Левин понял

даже что-то ещё новое в своём счастье …» [4, с. 389]. А. Скафтымов отмечает: «У Толстого описания чувств, как

такового, нет. Его изображение эмоционального состояния всегда состоит, в сущности, из перечня тех воздействий,

какие пришли из внешнего мира и притронулись к душе. Душа всегда звучит под бесчисленными, иногда

незаметными, неслышными пальцами действительности данного момента» [2, с. 210].

Совершенно своеобразно и развёрнуто описывает Толстой смену мыслей и чувств уже другого героя – Пьера Безухова:

«Хорошо бы поехать к Курагину, - подумал он. Но тот час же вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать

у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось ещё

раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас ему пришла в голову мысль, что

данное слово ничего не значит, потому что ещё прежде, чем князю Андрею, он дал также Анатолю слово быть у него;

наконец, он подумал, что все эти честные слова такие условные вещи, не имеющие никакого определённого смысла»

[3; 1; 199]. Казалось бы, ту же мысль можно выразить в одном коротком предложении, вместо трёх обширных: Пьер,

несмотря на данное Андрею честное слово, по своей бесхарактерности решил поехать к Курагину и даже подвёл под

это обоснование. Но Толстой не просто показывает бесхарактерность героя, он находит её причины, исследует и

раскрывает их.

Новым и неповторимым применительно к способам выражения сложных и противоречивых нюансов движения

человеческой души у писателя является стиль так называемой внутренней речи, впервые получившей подробное

научное обоснование в трудах академика В. Виноградова [1, с. 659].

Метафоры не занимают в прозе Толстого столь значительное место, как эпитеты или сравнения. В «Войне и мире» к

наиболее характерным можно отнести следующие выражения: «градус политического термометра»; «трутневое

население армии»; «флюгер царской милости»; «люди этой партии ловили рубли, чины, кресты» и другие.

Часто сравнения выражаются у писателя в развёрнутых синтаксических построениях, в которых одно явление в

общественной жизни или судьбе отдельного человека поясняется другим: «Наташа очнулась от своей нравственной

болезни, стала такая же как прежде, но только с изменённой нравственной физиологией, как дети с другим лицом

встают с постели после продолжительной болезни» [3; 2, с. 411].

Следует подчеркнуть своеобразие авторской характеристики князя Андрея, который «презрительно прищурившись (с

тем особым видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что коли бы не моя обязанность, я бы ни минуты не стал с

вами разговаривать), выслушивал старого русского генерала» [3; 1, с. 204]. Толстой нередко употребляет сравнения

для создания смысловой точности в произведении: «В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или

похвала необходимы, как подмазка необходима для колёс, чтобы они ехали» [3; 1, с. 438].

Если попытаться изучить особенности языка Толстого в военных эпизодах, то обращает на себя внимание особенность

стиля, подчёркивающего торжество героизма русской армии в целом, русского солдата в отдельности, военного

искусства полководцев, величия национального самосознания народа. Князь Андрей говорит: «Война – не

любезность, а самое адское дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать, строго и

серьёзно, эту страшную необходимость» [3; 1, 402]. Толстой воссоздаёт военные эпизоды действительно «строго и

серьёзно», в соответствии с историческими событиями, но в прекрасном художественном оформлении.

При создании иного, невоенного, лица Толстой прибегает даже к физиологическому описанию состояния героя, тесно

соприкасающимся с его духовно-нравственным. Так, совершенно необычны переживания Пьера Безухова, когда

французы входят в Москву: «Физическое состояние Пьера, как всегда это бывает, совпало с нравственным.

Непривычная, грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное бельё,

наполовину бессонные две ночи, проведённые на коротком диване без постели – всё это поддерживало Пьера в

состоянии раздражения, близком к помешательству» [3; 2, с. 507].

Толстой редко прибегает к профессионально-военным словам, они не так часто встречаются в тексте и их не так много:

позиция, диспозиция, флеши, редут и др. Описывая военное сражение, он редко пишет «о подвигах, о славе», чаще –

это реалистические, даже натуралистические картины и портреты: «копны овса», «выбитая, как градом рожь»,

«бородатые мужики с их странными, неуклюжими сапогами, с их потными шеями», «семейный кружок» солдат,

защищавших курган. Именно эти «краснорожие» солдаты и «красноносые» Тимохины несут на себе все тяготы войны,

не думая о так называемой «романтике сражения».

Простой русский солдат виден в будничных, простых словах, к примеру, Тимохин говорит: «Солдаты в моём

батальоне, поверите ли, не стали водку пить: не такой день, говорят» [3;1, с. 496]. Толстой придерживается принципа

сохранения языка народа, не всегда логически правильно построенного, внятного. Народная речь часто превосходит

своё номинативное значение, имеет глубинный философский смысл, она соответствует жизненной правде: «Нынче не

то солдат, а и мужичков видал. Мужичков и тех гоняет, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и

обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народам навалиться хотят, одно слово – Москва. Один конец

сделать хотят. Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял всё то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул

головой». Но когда говорит генерал Бенигсен, «много и горячо», Пьер напрягает «все свои умственные силы», но

ничего не понимает, «потому что слова эти были – риторика, холодные, высокопарные» [3; 2, с. 589].

В романе «Война и мир» Л. Н. Толстой создаёт свой стиль, которому свойственны были и неповторимая авторская

речь с её точными характеристиками героев, описаниями военных событий и мирной жизни; художественными

противопоставлениями; глубоким изображением внутреннего мира, чувств и мыслей героев. Авторская речь в романе

характеризуется точными описаниями и деталями. Писатель тщательно работал над языком романа, сокращая,

исправляя, уточняя его. Он открыл изобразительные и выразительные средства русского языка, которые до него не

использовались в художественной литературе. Можно сделать вывод, что принцип толстовского творчества –

«диалектика души» (Н.Г. Чернышевский) успешно воплощён в романе «Война и мир» в слове – психологически

мотивированном, глубоком и весомом, и в то же время – простом и доступном.