С открытием и обоснованием особой стилистики романа, совсем не похожей на словесную ткань лирического

стихотворения, "минусы" романного текста расцениваются как его своеобразие, превращаются в "плюсы". Согласно

М.М.Бахтину, писавшему свою работу "Слово в романе" в 1934-35 гг., роман (а также романизированные повесть,

рассказ) представляет собой "многостильное, разноречивое, разноголосое явление", включающее в себя "прямое

авторское

литературно-художественное

повествование",

устный

и

письменный

сказ,

литературную,

но

"внехудожественную авторскую речь", "стилистически индивидуализированные речи героев"; в эту систему "языков"

может

входить

и

"разноязычие"

4

.

Особенно

выразительно

"разноголосие"

романа

проявляется

в

"гибридных

конструкциях"; наиболее распространенный тип – немаркированное включение в речь повествователя "голосов",

"зон" героев

5

.

"Война

и

мир",

где

широко

представлены

наряду

с

голосами

повествователя

и

героев

авторские

"внехудожественные" рассуждения, а также иноязычная (французская, немецкая и пр.) речь – нагляднейший и

сравнительно редкий пример сочетания в единстве целого всех "языков", перечисленных Бахтиным. В пространстве

текста они, однако, не разделены четко, "чистого" повествовательного потока, свободного от "чужого" слова, здесь

нет. Повествование лукаво: наряду с прямым выражением "мысли" автора передается "точка зрения" персонажа или

группы персонажей, общепринятое, официальное мнение, толки и пр. Часто точка зрения меняется даже в пределах

фразы, синтаксического периода, она – "скользящая".

Опираясь на концепцию романного "разноречия", Б.А.Успенский прослеживает в "Войне и мире" взаимодействие

различных

точек

зрения

(идейной, фразеологической, пространственно-временной, психологической).

При

этом

исследователь подробно останавливается на примерах "концентрации противопоставленных точек зрения в одной

фразе…"

6

.

Следствием

скользящей оценочной и

одновременно фразеологической точки

зрения

может

быть,

например, изменение наименования, номинации какого-то лица: "Оба императора слезли с лошадей и взяли друг

друга за руки. На лице Наполеона была неприятно-притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что-то

говорил ему. Ростов, не спуская глаз…следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте" (т.1, ч. 2,

гл. XXI)

7

. Как комментирует Успенский, "описание тильзитской встречи здесь явственно дается сначала с безличной

(посторонней) точки зрения, а затем с точки зрения Ростова"

8

.

В отличие от "полифонических", по терминологии Бахтина, романов Достоевского, в "Войне и мире" повествователь

– "всеведущий", это аналитическая, "объясняющая" проза. Но границы голосов автора-повествователя и персонажей

проницаемы, и "чужое" слово, в том числе иноязычное, повторяется многократно в разных контекстах. Например:

"И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное

чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии…" (4,1, VII). Здесь повествователь объясняет – за

Соню – ее душевное состояние: ведь сама она не продумала, не выразила его четко (подобно героине в

классицистической трагедии), но лишь "почувствовала". Однако Nicolas(не Николенька, не Николушка, как чаще

всего его называют дома) – слово из лексикона Сони, она любит именно Nicolas, а не настоящего Николая Ростова,

чьи "мечтания о Соне имели в себе что-то веселое, игрушечное" (4,1, VII). Nicolas – так обращается Соня к

Николаю и когда они в Отрадном на святках едут на тройках: "– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони" (2, 4, X ),

и когда она сочиняет письмо, оказавшееся для нее роковым: "…Я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и

знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, чем ваша Соня" (4,1, VII). Nicolas– это голос,

"зона"

Сони

в

речи

повествователя.

Толстой

как

бы

приглашает

читателя

узнать,

услышать

слово,

ранее

прозвучавшее в прямой речи, внутреннем монологе героини. Даже одно слово (как в данном примере) делает фразу

"двуголосой" (по терминологии М.М.Бахтина).

"Роман – художественный жанр. Романное слово – поэтическое слово, но в рамки существующей концепции

поэтического слова оно, действительно, не укладывается"

9

. В свете бахтинской теории романного "разноречия" было

намечено новое направление исследования стилистики "Войны и мира", прежде всего – речи повествователя,

включающей

множество

"чужих"

слов.

Результаты

анализа

как

бы

подтверждают,

на стилистическом уровне,

наблюдения критиков-современников Толстого (Н.Н.Страхова, Н.И.Соловьева и др.), высоко оценивших его прием

описания события глазами того или иного персонажа. "Автор не рассказывает о событиях и происшествиях, а как

бы живописует их перед читателем, – писал Н.И.Соловьев. – На крупный исторический факт у него всегда смотрит

кто-нибудь

из

обыкновенных

смертных,

а

по

впечатлениям

этого

простого

смертного

уже

составляется

художественный материал или оболочка события. Шенграбенское дело описано у него по впечатлениям князя

Андрея, приезд Александра в Москву отражается более или менее в волнениях Пети, на военный совет после

Бородинского боя смотрит невинное личико ребенка Малаши и т.д."

10

. Для стилистического анализа сложность

заключается в том, что "впечатления", "волнения" персонажа переданы не только в его прямой речи, но и

в речи повествователя.

Будучи романом (в соответствии с современным, широким, не толстовским пониманием этого жанра), "Война и мир"

отличается от эпопеи (эпоса как жанра). Теория романного "разноречия", выдвинутая Бахтиным, построена на

противопоставлении романа иэпопеи (эпоса), где поэт (певец) опирается на "безличное непререкаемое предание,

общезначимость оценки и точки зрения, исключающей всякую возможность иного подхода, глубокую пиететность в

отношении предмета изображения и самого слова о нем как слова предания"

11

.

Но

стилистика

"Войны

и

мира"

может

рассматриваться

и

в

связи

с

принадлежностью

произведения

к эпическому роду литературы. Независимо от жанра, эпические произведения имеют некоторые общие черты.

Одна из них – ведущая роль в составе художественной формы предметной изобразительности и вытекающая отсюда

преимущественно номинативная функция

слова.

Согласно

Г.Н.Поспелову,

речь

в

эпосе

"должна

подчиняться

предметной

изобразительности

произведения.

Основной

уровень

самой

эпической

речи

–

это номинативная изобразительность ее семантического строя, посредством которой воспроизводится предметный

"мир" произведения во всей целостной системе своей детализации"

12

. Конечно, эпика разнообразна и так бывает

далеко не всегда, но для "Войны и мира" именно эта стилистическая тенденция – ведущая.

Употребление слов в их прямом значении и создает иллюзию того, что язык писателя – не "поэтический", а

"практический" (в терминах ОПОЯЗа). Творческая активность автора, предпочитающего строить фразу из слов в их

прямом значении, на первый взгляд менее заметна, чем в текстах, изобилующих тропами.

Описывая, например, как слушала Элен рассказ виконта, повествователь достигает комического эффекта одним

подбором деталей. Все слова имеют прямое значение: "Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая

изредка то на свою полную красивую руку, легко лежавшую на столе, то на еще более красивую грудь, на которой

она поправляла бриллиантовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ

производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было

на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке" (1, 1, III). Комично самолюбование героини,

озабоченной исключительно своим внешним видом. Элен здесь – красивая кукла, а не слушательница рассказа

виконта. Но слово "кукла" (или ему подобное) отсутствует в тексте; читателю нужно самому сделать вывод из

описания позы, движений, взглядов Элен. Отсутствие метафор или сравнений, передающих авторскую оценку,

активизирует восприятие.

Однако автор "Войны и мира" нередко и "помогает" читателю, вводя сравнение, метафору, метафорический эпитет,

перифраз. По мнению А.А.Сабурова, одного из самых скрупулезных аналитиков "Войны и мира", "в структуре стиля"

можно

выделить

"три

основных

элемента

–

протокольно

точную,

скупую

речь

деловой

прозы,

живописную

разработку явления с постепенным образным наполнением детали и венчающий раскрытие темы слово-образ, порой

перерастающий в развернутую аллегорию. Хотя Толстой скуп на средства образной речи, они вовсе не занимают в

стиле "Войны и мира" какое-то третьестепенное место. Чем строже Толстой пользуется ими, тем больше их

художественный потенциал"